История создания города Геническа (видео)

Ко Дню основания городаГеническа издание "Новый Визит" опубликовало историю этой "жемчужины" у Азовского моря, илллюстрируя данные редкими фото.

Упоминание о городе Геническе  (в то время это было небольшое местечко) имеется в указе  Екатерины II  от 10   февраля  1784  года  «Об устройстве  новых  укреплений у блокгауза у Еничи, где переправа на Арабатскую Стрелку». Среди 12 перечисленных укреплений упоминаются «блокгаузы» у Еничи, где переезд на Арабатскую Стрелку. 

Само слово Геническ происходит от тюркского слова Дженичке, что означает Тонкий пролив. Первоначально он возник, как укрепление, предназначенное для обороны границ.

С 10 февраля 1784 года — блокгауз у Еничи Днепровского уезда Таврической области Новороссийского края. Посёлок образовался на земле, отведённой от казны в начале XIX века, для развития соляного промысла и для удобств в перевозке соли с юга во внуть страны.

В  1786 году в Геническе  начал работу  рыбный завод.

Завод составлял: во-первых, большой рубленый деревян­ный дом, построенный совершенно как хата; во-вто­рых, сами здания завода, то есть три-четыре длинных деревянных са­рая, две-три каморки и кладовые; и в третьих, множество рыболовных сетей и разного рода и вида деревянной посуды, потребной при ловле и приготовлении рыбы.

 В доме рыбного завода живут, разумеется, забродчики и сам атаман. В зданиях завода приготовляется и хранится рыба.

Ещё издали, подходя к заводу можно было почувствовать сильный и доволь­но неприятный запах. Он стаёт почти невыносим, когда проходишь мимо сараев или входишь на двор завода. Ну, если снаружи  чувствовалась острая вонь, то вероятно и само жилище рыбаков должно быть скопищем нечистоты и беспорядка в их хозяйстве.  Но это было совсем не так!

И сени и хата были ярко освещены не свечами, но особенного рода плошками, налитыми рыбьим жиром. Светильники эти называ­ются  «каганцами». Сени были очень просторны, высоки и без потолка. Под хатней стеной их устроен был большой очаг в три-четыре котла, в которых под «капкачами» (деревянными плот­ными покрышками) варилась страва (пища).

У очага, из которого густыми клубами вился очень приятного запа­ха пар, присутствовали два чёрных, как арапы, кухаря, с длинными уса­ми, с чубами и с атлетическими формами тела. В противоположной очагу стороне сеней видны были деревянная стена с дверью в каморку, вроде кладовой, множество бочек, кадок, ваганков, коряков, куф и другой посуды.

 По стенам сеней, на деревянных колонках, было развешено немало верёвок, сетей, ниток пряжи, шапок, шляп и сапог. Посреди сеней, на земляном полу, уже расставлены были низкие, четырехугольные столы, и на них стояли пустые ещё деревянные лохани и миски.   

 Ни ложек, ни спичек для галушек на столах не было. Маленькие корытца наполнены были солью. Всё это было приготовлено к вечере. Под высокой и закоптевшей дымом и парами кровлей сеней развешено было множество балы­ков, копченого рыбца, шамай и тарани. Капли жира, истекавшие из этой копчёной рыбы, звонко падали в подставленную посуду. Расставлено и развешено всё было в удивительном порядке и чистоте. Это всё было в сенях.

 А далее — хата, в которой могло поместиться, не теснясь, по крайней мере, человек пятьдесят, если не больше. В подобразном углу хаты стоял большой киот. Он сделан был под лак из дуба и украшен внутри и снаружи резьбой и позолотой. В самом киоте стояли большой образ Покрова Богородицы в позолоченном окладе и множес­тво позолоченных образков.

 Перед Святой иконой теплилась позолоченная лампада и тускло пылал ставник из белого воска, обвитый золотом. Ставник этот поставлен был в металлическом подставнике, какие стоят в церквах перед местными иконами. Тут же, перед киотом, на столе находилась большая кружка, в которую через отверстие опускались часто нема­ловажные денежные пожертвования во имя Бога. В другой кружке под замком хранилась общественная казна забродчиков.

 Около стен хаты приделаны были широкие лавы — доски, заме­нявшие стулья, столы и скамьи. Налево от двери стояла большая печь. От неё в три ряда по стене устроены были полки, или нары, как на кораблях и пароходах. В зимнюю пору забродчики зале­зают на них спать. На потолке, по сторонам дубового сволока, выреза­ны были имена и прозвания забродчиков и их атаманов.

 Посреди хаты стоял столб. Он, этот столб, позорный, к которому привязывают верёвкой каждого, в чём-нибудь провинив­шегося забродчика. Пол в хате земляной. Но киот поставлен на полу из досок. Стены хаты хотя и не белены, но довольно чисты. Одно только нарушало общую чистоту хаты и сеней — это множество мух, чёрными пятнами сидевших на потолке, по стенам и гудевших слов­но пчёлы в улье во время жары.

 В заводском дворе находились стройные ряды пирамидально сложенных скирд. В них сложена была рыба разных сортов, приготовленная в продажу. В первых двух рядах помещались тарань и талавирыса; в других были судаки, чехонь, рыбец, синьга и проч. За скирдами бесчисленными рядами развешена была рыба на низках.

 Среди двора завода, над ямой, вокруг которой рыба вчерашнего улова лежала кучами, сидело десятка полтора забродчиков. Все они были в одних рубашках, синих шароварах, босые, в со­ломенных шляпах, с засученными рукавами, с ножами в руках и труб­ками в зубах. Они сидели большей частью по-турецки. Перед каждым, под кучей рыбьей чешуи, лежала доска, на которой он чистил и «карбовал» рыбу.

 Другие таскали её в сараи и из сараев на двор для просушки и развески. В первом сарае стояло не­сколько огромных перерезов, «шаплыков»; и среди сарая вырыта была яма. Яма и перерезы наполнены были грязным и нестерпимо вонючим рассолом, в котором прело множество рыбы. По стенам и под кровлей сарая развешено было множество балыков, копчёнки и прочего. В дру­гом сарае забродчики занимались переменой уже просолевшей рыбы; в третьем — переменяли самый щелок, или рас­сол, и потом наполняли его рыбой; в четвёртом — в кадях, лоханях и ваганах — приготовлялись рыбий жир, икра и прочее. Вот так выглядел в те времена рыбный завод. 

С 12 декабря 1796 года наш город именовался поселением Геничи Перекопского уезда (Перекопский уезд включал в себя и территорию Днепровского) Новорос­сийской губернии, а Арабатская стрелка Феодосийского уезда Новорос­сийской губернии.

С 10 октября 1802 года — поселение Геничи Днепровского уезда Таврической губернии.

С 1812 до 1837 годы параллельно употреблялось и другое его название Усть-Азовское, существовало и третье название — Тонка.

 С 1812 года учреждена как продолжение Геничи слобода Усть-Азовск с тем же подчинением Днепровскому уезду Таврической гу­бернии (Наименование «Усть-Азовск» употреблялось десятилетиями преимущественно в официальных документах и в результате не прижилось).

 В Геническе появляются торгующие зерном компании, в 1894 году вступила в строй крупная вальцевая мельница Шапиро.

Троника — это была вторая по производительности мельница юга Украины.

 Построена мельни­ца в начале XIX века неме­цким колонистом. Держал ее Шапиро, который приходился дядькой Тронику. Впоследствии он продал ее племяннику и именно с его фамилией геничане связыва­ет воспоминания о прошлом мельницы.

 Находилась мельница Ша­пиро Троника в районе от улицы Юзкуйской (ныне проспект Мира) до улицы Воровского (где сейчас строится новое здание) и от улицы «проспект Геническ» (улица Ленина) до «Миллионки» (Красноар­мейская).

Мельница сначала состояла из двух этажей. Новый хозя­ин достроил еще три. Давала она до революции до 20-ти тысяч пудов муки в сутки. Чтобы отгрузить та­кую массу хлеба, использовались каждый день около 100 подвод, которые «кур­сировали» по маршруту мельница—порт—вокзал.

После революции она бы­ла национализирована. Тро­ник эмигрировал в Амери­ку, в середине 50-х годов вернулся на родину его сын, одинокий старик. Не­которое время он препо­давал в музыкальной школе по классу скрипки.

До войны мельница про­изводила муку, манку, крупу, масло. Хлеб, вплоть до 1941-го, экспорти­ровался за рубеж, даже на­кануне второй мировой отправлялся в Германию.

С началом Великой Отечественной войны, часть оборудования мельницы было эвакуировано, часть повреждена, а часть взорвали. Во  время артобстрела города немцами с Арабатской Стрелки и с моря была разрушена 60-ти метровая мельнич­ная труба (поскольку нево­льно служила ориентиром для обстрела).

Так Геническ утратил свое значение как крупный центр по производству и импорту муки. Впрочем, если б мель­ница и сохранилась, вряд ли она работала бы сегодня на экспорт…

Сейчас на бывшей мель­ничной территории находятся: здание банка, общежитие, спортзал, столовая медучи­лища, дом ветеранов, ресторан, компьютерный центр. Сохранились и подвалы, находившиеся под мельницей.

 В 1822 году в Геническе было 40 дворов и проживало 468 жителей.

 В этом же 1822 году в центре Геническе был построен храм Успения Божьей Матери.

Во время Крымской войны храм был силь­но повреждён, поэтому в 1857 году строится новый деревянный храм, а в 1870 — на этом же месте — из керченского камня, воздвигли Ус­пенский кафедральный собор с колоколом в 107 пудов (1,7 тон­ны). В советские годы, храм был разрушен до основания.

  Население городка занималось в основном скотоводством (имелось 408 лошадей, 558 голов крупного рогатого скота, 1056 овец), а также земледелием, рыболовством, добычей соли в озерах Генической группы. Всё больше возрастала роль рыбного промысла и торговли.

Государственные крестьяне несли тяжелое время поборов и повинностей. Они платили государству оброк, подушную подать, а также отбывали дорожную, гужевую и другие повинности.

 Через земли Геническа проходила дорога, по которой чумаки везли соль, добываемую в генических и крымских озерах, на Украину и в южные районы России. Здесь находились контора и склады солепромысла.         

В 1835 г. был проложен почтовый тракт (с 5 станциями) от Геническа по Арабатской Стрелке. Тогда же появились первые портовые сооружения. С ростом городов и увеличением спроса на хлеб на мировом рынке скотоводство уступило первое место земледелию.

 В 1835 году началось воздвижение портовых сооружений и был проложен почтовый тракт до Феодосии.

В 1837 г. Геническ стал местечком и вошел в Юзкуйскую волость Мелитопольского  уезда Таврической губернии. Вплоть до революции это местечко имело такой неприглядный вид окраинного поселения, что «человек, который переходил Соборную улицу (ныне Воровского), тонул по шею в грязи»,  «На центральной улице были сплошные болота. Приходилось ставить вехи для ориентации гужевого транспорта…».  Летом на улицах поднимались большие клубы пыли.

Откуда бы ни при­ближался к Геническу, всегда видны были купола церкви, а колокольня — за мно­гие километры. Были рядом с ней сторожка и церковная школа, вокруг — красивый, высокий, ли­той из чугуна забор, который и сейчас ограждает больницу и поликлинику. А колокола, какие были! Когда, звонили, так слы­шно было не только в Новоалексеевке и Юзкуях (Фрунзе), но и в Рыково (Партизанах).

Где – то в 1936-1937 годах  Собор разрушили. Вырос на этом месте сквер имени   Пушкина.

Была раньше деревянная церковь на городском кладбище, в ней отпевали покойников. Сохранилась до нынеш­них дней лишь одна цер­ковь в городе. Была она когда-то монастырской.

 В здании старого дис­пансера жили монахи. Ниже его был заезжий двор — постоялый. Ос­танавливались там зажи­точные крестьяне, приво­зили для монастыря зе­рно, другие   продукты.

Монахи — и мужчины, и женщины — трудились в монастырском хозяй­стве.

Была в городе и сина­гога. Находилась еврей­ская молельня в доме по ули­це Юзкуйской (пр. Мира), где-то меж­ду двухэтажными здани­ями школы № 2 и медучи­лища.

 Так выглядела Соборная площадь с Успенским собором, украшавшая когда-то центральную улицу Геническа. С 1830-х годов Собор Успения Божей Матери и рядом городской базар.  Ныне на этом месте стоит памятник Скорбящей Матери, разбит сквер.

  1851 год. Ежегодная ярмарка в городе. По улице Геническа тянулся непрерывный ряд чумаков, другим рядом двигались татарские и ногайские арбы, влекомые двугорбыми верблюдами или безобразными и тощими лошадьми. Между двух глав­ных этих поездов ехали греки, армяне, русские извозчики, немцы, цы­гане и жиды.

 Площадь геническая, с лавками и базаром, превратилась в оглушающую гвалтом народа ярмарку. Перепечайки продавали хле­бы, булки и бублики, совали их в руки покупателям или, потрясая ими в воздухе, кричали во всё горло: «Дядьки, парубки, человеки, сюда! Бубликов, паляниц, книшей, пампушек!» Оглашая, таким образом, базар, они похожи были на общество лягушек в болоте.

 В толпе чёрных чумаков синели немцы и немки под большими соломенными шляпа­ми, пестрели гологоловые татары и ногаи в бараньих шапках; меж них и повсюду юлили оборванные и длиннополые жидки, вертелись вер­хом на сдыхающих клячах цыгане, гадали встречному и поперечному цыганки, а полунагие детища их выплясывали где-нибудь «халяндру». Русские извозчики суетились, кричали и бранились за всех.

 Малорос­сияне с паляницами и мазницами в руках важно расхаживали по база­ру. Крик, гвалт и песни этой разноплеменной толпы, рёв верблюдов, мычание и сап волов, ржание лошадей, скрип и стук арб, возов, телег, фургонов и жидовских каруц были страшные.

 Окна и двери домов были раскрыты настежь. Из труб их густыми клубами валил дым и, го­нимый ветром вниз, расстилался по улицам и по базару, где блестели кучи яблок, дынь, арбузов; стояло множество возов с сеном, с хлебом; висели и лежали кожи, сапоги, оси, кадки, хомуты, бочки со смолой, с дёгтем и мёдом; бродили и хрюкали свиньи с поросятами, пожирая что ни попало; виляли собаки, в надежде схватить где-нибудь булку, кусок мяса, пирог или что другое. Множество всякой рыбы висело в низках, лежало в кучах и на возах.

 Из питейного дома, как пчёлы из улья, вали­ло множество всякого народа и, расходясь по базару, покупало и ело все горячее и лакомое: сластены, сальники, пирожки, яблоки, пряни­ки, (оселедцы) сельди, виноград и сметану. Лошади, волы и верблюды ели сено или бурьян. Съезжавшиеся с противоположных сторон или тут же останавливались, или проезжали дальше и спешили на перевоз. Везде слышались приветствия, брань, звон почтовых колокольчиков и прочее.

 Встретившиеся приятели тут же обнимались и целовались и, после двух-трёх слов, спешили выпить. Толпа полупьяных забродчиков с песнями и бабами плелась через базар или, составив кружок, и под нарезывание скрипки, бубна и цымбал, с шумом и топаньем отличалась в казачке, в гопаке и в присядке, а кругом её дивились молоди­цы в капорах, в очипках, в плахтах и спидницах. Торгаши и купчики тут же кричали и дёргали за полы и рукава отбивающихся покупателей, били их сто раз по рукам, снимали с них шапки, и так или сяк насильно навязывали им свой товар.

 Утро или, лучше сказать, начало дня было хотя и ясное, но скоро подул юго-восточный ветер; и через базар и по улицам несло столько песку, пыли и густых клубов дыма, что нужно было закрывать глаза, рот и нос.