«1,5 суток без лекарств, сна, пищи» - Элеонора Бекирова опубликовала письмо отца из крымского СИЗО

Дочь задержанного в Крыму крымско-татарского активиста, мужа зама главы Генической РГА Эдема Бекирова Элеонора в соцсети опубликовала письмо отца из СИЗО Симферополя. Она написала:

«Несколько дней назад я получила 5 страниц рукописного текста, написанного мелким, но уверенным почерком. Это было письмо моего отца, Бекирова Эдема, написанное им еще в начале февраля 2019 года в СИЗО Симферополя. Я проплакала всю ночь, набирая слова своего отца — рукописное письмо — на компьютере.

Мне все еще не верится, что это происходит с моим папой. Разум отказывается понимать, что все описанное папой происходит наяву, что вместе с ним, моим папой, в крымских застенках пытаются сломить пытками и унижением десятки крымских татар и украинцев…

Прочитайте и вы письмо моего папы, перепечатанное слово в слово, без редактирования, но лишь с несколькими моими комментариями».

Текст письма:

«Я, Бекиров Эдем Айдерович 06.02.1961 г.р , зарегистрирован по адресу Симферополь, ул. Зелесская 44/47; проживающий [фактически] по адресу: п.г.т Новоалексеевка, ул.Садовая 45 (Генический р-н, Херсонская обл.).

12 декабря 2018 г. следуя маршрутом Новоалексеевка-Симферополь, на частном такси через админграницу Чонгар, был незаконно задержан примерно около 9 утра сотрудниками ФСБ РФ. Без объяснений меня забрали из такси, в котором я ехал, и привезли в здание ФСБ РФ на бул. Франко Симферополя примерно в 14.00. Предоставив дежурного госзащитника, мне предъявили обвинения и увезли в ИВС Симферополя. Примерно в 20-21 часов вечера я был в ИВС.

Считаю важным отметить, что во время нахождения в здании ФСБ мне было плохо со здоровьем, на мои заявления о необходимости принятия лекарств сотрудники ФСБ никак не реагировали. Также обманным путем были получены генетические материалы (слюна из ротовой полости, якобы при осмотре наличие побоев при задержании).  Весь день я находился под моральным, психическим давлением ФСБ , без адвоката в очень тяжелом состоянии, т.к не принимал пищу и лекарство.

(При задержании отца на административной границе рюкзак с лекарствами, перевязочными материалами остался в такси – Элеонора Бекирова).

Государственный адвокат появился в ФСБ ближе к моменту моего вывоза в ИВС. Позже мной и моим [адвокатом] Велиляевым И. и Ладиным А. были обжалованы действия ФСБ, но был получен ответ, что [якобы] ничего подобного не совершалось в отношении меня.

В ИВС меня посадили в камеру, где я был один. При оформлении меня фотографировали и взяли отпечатки пальцев. Питанием в ИВС меня также не обеспечили, так как привезли меня туда позже времени ужина. Камера была темная, сырая. Лекарств я до сих пор не получил (речь идет о конце первого дня задержания, 12 декабря. – Элеонора Бекирова) 

Утром вывезли из ИВС еще до завтрака, я уже более суток без пищи и лекарств, в крайнем тяжелом состоянии (я диабетик, оперирован на сердце, проблемы опорно-двигательной системы), на все мои заявления никто не реагировал, в камере ИВС отсутствовал унитаз, что стало для меня еще одним крайне больным испытанием и пыткой. Впрочем, как и все действия последних суток.

В здании ФСБ я находился с утра до 14 часов дня. Опять без защиты, пищи, лекарств. Только ближе к 15.00 дочь нашла меня и передала лекарства и немного еды. Во второй половине дня меня повезли в Киевский районный суд Симферополя, где избрали меру пресечения в виде заключения под стражу в СИЗО -1 Симферополя. На суде только впервые у меня появились адвокаты по договору Велиляев И. и Ладин А. После суда были уже сумерки, примерно к 17-18 часам меня повезли в СИЗО Симферополя.

Приехав в СИЗО, пока оформляли первичные документы, я поинтересовался, поместят ли меня в санчасть СИЗО. Оказалось, что рядом находился и встречал меня начальник СИЗО Бережной С.В., который сказал, что в санчасть меня не разместят, мол, для меня приготовлена специальная отдельная тоже «ЧИСТАЯ» камера, с унитазом. 

Далее, в течение 30 минут, меня повели в камеру, расположенную на втором этаже СИЗО, через лестницы, пешком. В практически критическом состоянии, из последних сих я дошел до своей камеры №58. Это камера специализирована и изолированная от внешнего мира и самой тюрьмы. Это камера, в которой маленькое окошко (40*80 см), унитаз, раковина, 1 стул и стол (50*200 см) приваренные к полу, кровать 2-ярусная, железное зеркало (15*20 см), вмонтированное в стену, продуктовый шкаф (40*70 см), один радиатор отопления (7 секций) чугунный, 20-30 *С, иногда и того нет.

Размер камеры примерно 1,5 *5 м, возможности приема душа нет, т.к. нет сливного тракта, в камере отсутствует естественная вентиляция и вообще какая-либо вентиляция, телевизора и холодильника нет, тазика для стирки нет, предметов для уборки помещения нет, пол бетонный, холодный, горячей воды нет, в камере висит над головой, слева при входе видеокамера-регистратор, которая охватывает полностью все помещение своим объектом. Унитаз расположен сразу справа при входе и от общего помещения входной и двери отделяет человека, справляющего нужду, только легкая ширма из полиэтилена (как в душевых кабинках занавеска), причем все и так тесно организовано, что, когда сидишь на унитазе, эта занавеска оттягивается и с глазков на входной двери видно все, происходящее за ширмой под унитазом. А камера над головой создает колоссальное психологическое давление…

Зайдя в камеру, увидел, что уже меня тут ожидал (хотя он, конечно, сам этого еще не знал) Руслан Трубач (фигурант дела Веджие Кашка). Как оказалось, Руслана сюда перевели буквально за минут 30-40 до моего входа в камеру.

Спасибо Руслану, он оказал колоссальную поддержку, опеку и заботу в первые дни и минуты моего пребывания в абсолютно новых, неожидаемых даже в самых худших теориях моего жития, тем более с учетом своего состояния здоровья и, более того, после 1,5 суток без лекарств, сна, пищи, множества клеветы, обмана, унижений, пыток. Я был крайне подавлен и обессилен. Руслан сделал все, чтобы в этом мрачном туннеле появился огонек, свет выхода. Первые дни, практически неделю, я находился еще в состоянии после шоковом, спал маленькими промежутками и только сидя, потому что из-за сердечной недостаточности не мог лежа спать, были приступы отдышки.

После двадцатых чисел декабря меня повезли на один день в республиканскую больницу имени Семашко Симферополя для проведения экспертиз (обследование), чтоб определить (подтвердить) те диагнозы и болезни, что адвокаты предоставили с украинских институтов Амосова, института эндокринологии, института ортопедии и травматологии. Но поездка была краткосрочной, потому что врач после короткого осмотра – общения решил, что необходимо наблюдение-диагностика стационарная, 2 недели после нового года. И меня вечером уже вернули обратно на радость и удивление Руслана Трубача (сокамерника), который, видя мое состояние здоровья, был уверен в моей госпитализации. 

В СИЗО провел следующие 2-2.5 недели в этих несносных для моего здоровья и состояния условиях (описанных выше). После всех выходных, праздничных дней ожидал апелляцию, на которую искренне надеялся, что доводы защиты, мое состояние и мой внешний вид лучший аргумент, чем какие-либо бумажки, побудят суд отменить решение суда первой инстанции и выпустить меня из СИЗО под домашний арест или просто полноценно госпитализировать в больницу.

10 января был назначении и проведен апелляционный суд, который обрушил последние иллюзии о справедливом, непредвзятом , нейтральном (между защитой и обвиняемым) – органом, где можно было бы найти решение. Все осталось без изменений, словно я и моя защита ничего аргументированного не сказали и не привели документов в подтверждение.

Если не ошибаюсь, 14 января 20019 года меня вывезли в больницу Семашко для обследования. Как писал выше, предварительно врач называл 2 недели стационара. Приехав в больницу, обследование начали сразу, да вот только места в палате для инвалида первой группы не было, и меня разместили, долго не думая, прямо в коридоре, где вся жизнь больницы протекала и без того забитой стрессами и переживаниями моей головы и абсолютно обессиленного тела.

Так продолжались сутки или чуть более, пока родные и дочка не договорились, (оплатили платную) палату и меня вместе с вооруженной охраной, которая не покидала меня ни на минуту, перевели в эту палату, слава Богу.

Но процедуры надо мной вместо двух недель заняли каким-то чудом три дня, потому что уже в пятницу 18 января меня вернули обратно в СИЗО, обратно в условия, далекие от больничных и эта камера 58, даже не камера в санчасти СИЗО. Тут, в случае острой необходимости, до фельдшера могу достучаться за 15-20 минут, если все прошло хорошо, а то и за 30 минут — это проверено на практике. Но самое страшное что когда врач придет, он, максимум, поможет анальгином, ношпой и бупрофеном – это лекарства от всех бед.

Когда эти же медики начали колоть инсулин, т.к. у меня сахарный диабет уже дошел до показателя 18 у.е, то у меня начались очень тяжелые последствия, отечность, отвисание (закатывание) нижней, потом верхней губы, учащенное сердцебиение и т.д. Я еле пришел в себя, санчасть не знала, что делать и поняли, что инсулин кололи какой-то не такой. Тогда я испугался, что горе-врачи СИЗО убивают (осознанно или неосознанно) меня и родные передали мне правильный, нужный мне инсулин и мне стало немного легче. Поэтому я уверенно говорю, что сегодня меня содержат абсолютно в неподходящих, вредоносных для моего здоровья состояния условиях без необходимого профессионального ухода и лечения.

Дальше, 24 января, мой сокамерник Руслан Трубач поехал на суд по своему делу Веджие Кашка и из зала суда был отправлен под домашний арест. Ночь четверга я провел один в камере. Так что, если бы стало плохо, то даже постучать в дверь и позвать врача некому было.

25 января 2019 года меня вывезли опять в больницу Семашко для прохождения врачебной комиссии, которая должна определить и внести свои так называемые профессиональные вердикты – диагнозы. Хотя и имеются все соответствующие заверенные справки с укр[аинских] учреждений, (а эти врачи сами в прошлом подчинялись укр[аинским] законам и системе укр[аинского] здравоохранения), но суд их не принял, и назначили российскую проверку, действительно ли у меня нет ноги, диабет, шунты в сердце, проблемы с тазом и все остальное. Ну что же комиссию прошли, только результаты, которые мне вкрай важны, будут аж через месяц. И весь этот месяц скорее всего мне опять надо будет терпеть и выживать в нечеловеческих условиях СИЗО. Где даже на прогулку или в баню я не могу сходить, не потому что меня не ведут или не дают возможности, а потому что, прогулка на 5 этаже, баня на 1 этаже, а я нахожусь на втором, лифтов нет, коляски инвалидной нет, пандуса нет.

В пятницу 25.01.19 года я вернулся с комиссии и опять был один, но чуть позже после 21-го часа в камеру привели Мустафаева Сервера. Увидев Сервера в дверях, я крайне удивился, определенно обрадовался, определенно сгрустил, что этого человека молодого, активного, отца 4-х малолетних детей, определяют в такие изолированные условия. Скажу честно, я думал буду какое-то время один, пока выдадут заключение врачи, потому что мой следователь ФСБ Романец сказал, что как только получит рос[сийские] результаты и если там подтвердятся диагнозы, то он сразу напишет ходатайство об моем переводе под домашний арест.

Сервера я знал еще по его правозащитной, журналистской деятельности, по его эфирам в фейсбуке и общественной деятельности как координатора Крымской солидарности. За полтора месяца в СИЗО и нахождения с Русланом [Трубачом] о Сервере так же вспоминали неоднократно, но абсолютно не думал его увидеть, рядом в камере.

Скажу честно, с появлением Сервера жизнь в камере изменилась. Во-первых, с его положительной энергетикой чувствуешь прилив энергии и молодеешь, во-вторых его борьба не остановлена ни толстыми стенами СИЗО и изоляцией камеры 58. С его появление ежедневные заявления в адрес СИЗО, проверки ОНК, омбудсмена и абсолютно невероятная суета и обеспокоенность администрации вокруг нашей камеры. Даже вопрос бани и прогулки сдвинулся с места… Ждем очередного продления, точнее сказать, очередного суда по мере пресечения, где лично я очень надеюсь, что меня все таки отпустят под домашний арест.

Сервер в это мало верит на данном этапе, поэтому имеет свой план действий, как облегчить и решить мою участь, свою и всех остальных политзаключенных. А пока лишь можем констатировать, что любая активность с вами имеет положительный результат и освещенность нашего положения, надуманных судов, обвинений, это все лучше, чем что-либо, демонстрирует политическую мотивированность данных уголовных дел не только в отношении меня, но и всех остальных политических узников Кремля.

02.02.2019 Бекиров Э.А».